^***
Речью шкворчу и картавлю,
благодарю за дела.
Жизни чужой бормотанье,
холод, безумие, мгла.

Вижу Твои сбереженья,
что надавал задарма,
и продолжаю движенье.
Ужас, отчаянье, тьма.

^***
Речь раскурочена, и клочьев не собрать.
Но по клочкам читает память,
ума осатанелого собрат:
«Не возвратятся. Не исправят».

Где мне вручат отчаянье судьбы?
Окончена печаль, и я отчалю.
Торчат неисчислимые столбы.
Молчит печать. И плачу, как в начале.

^***
Печаль пронзительна, и память высока.
Так упиваются страданьем,
стареют безобразно. Но пока
всë разражается рыданьем.

Блажен, кто ужаса не пьëт
и гибнет, светел и божествен.
Твоя печаль тебя убьëт,
землëю жадной память съестся.

^***
Прости, что не успел сказать «спасибо»,
за что-нибудь ещё меня прости.
В моей душе не всë ещё погибло,
и есть куда в безумии ползти.

Я так хочу обмана и ответа
на лишний дар, на ужас красоты.
Скажи, скажи, как назову всë это.
Ты промолчишь, и я скажу: прости!

^***
Я стану списанная вещь,
но ты на гвоздь меня подвесь.
Скоси глаза туда украдкой:
я твой, ненужный, но я здесь.
Когда же я испорчусь весь,
я отвратительной неправдой
умру в ведре, чтобы не плакать
над ласковой твоей тетрадкой
каллиграфических чудес.

^***
За никуда, за никогда,
за первенство в Раю,
за рану чёрного стыда
Тебя благодарю.

За всё, что вынести нельзя,
но вынесу — к стыду.
За мусорные небеса.
За музыку в Аду.

^***
В ужасном городе моём
мы были счастливы вдвоём.
Так долго под руку гуляли
то по морозу, то в жару.
Я в этом городе умру —
и никакой другой печали.
Но на поминках выпью чаю.
Что задолжал — верну, верну.

^***
Не ложись ко мне в кровать.
Не пытайся целовать.

Руки в руки не бери.
Молча издали смотри.

Будет боль расти-цвести.
За неё прости, прости.

В умирающей крови
тихим ужасом живи.

^***
Я знаю: я тебе не нужен.
Внутри отчаянье и тьма
на одного готовят ужин,
не выживая из ума.

Я состою из смертной боли
и благодарности за боль.
В краю неудержимой воли
пожить невольнику позволь.

^***
Или вода виновата в том, что бежит,
или свет немил, что светит во тьме?
Но я вижу: ты закрыла свои глаза,
словно икона, отвернувшаяся от убийц.

Что я сделал, ответь, как могу я тебе помочь,
дорогая сестра? — Молчит и уходит спать,
бесконечно уходит спать, и всё не заснёт,
всё монеткой кровной болит у подножия дня.

^***
Кровь, рвущаяся из груди, —
будь величава и здорова.
Сама, сама себя веди.
Усердным сердцем посреди
всего отчаянья цвети.
Расти из сумрака, Голгофа.

^***
Гляди, по крышам и по окнам,
безропотным и беззаботным,
как плачут летние дожди.
Здесь дом стоял на месте мокром.
Теперь здесь угли. Не гляди.

^***
Делаешь хорошо —
думаешь, делаешь хорошо
и благодарности ждëшь?
Хуже, хуже до дурноты.
Чëрную душу и кровь на руках —
чëрную кровь соучастия пьëшь,
сговор кровей сторожишь.

Не запинается скорая ложь,
а выбивает из жил
первую полосу дрожи.

Не трожь. Коже положен режим.

Благодари. Догори и отдай,
что темноте задолжал.
Нетерпеливо глядят фонари
на рукоятку ножа.

^***
Не уснуть, не узнать.
Свет падает наискосок.
Занавески щадят косяк.
Всë теперь — отчаяния бросок.
Никакое не я.
Я — так.

Как-то так случилось —
спасибо, звук или вкус;
но под сердцем металл горит.
Кто-то с кем-то там ещё говорит,
в этой голове, — не одна, не две,
может — тысяча, может — нуль.

Я хочу спасибо сказать тебе,
я прощения у тебя прошу.
Мне никто не поможет здесь,
потому что было бы здесь кому.
Ведь осталось как — ведь осталось так.
Всë — не отсвет, не брат, не звук.

СВАЛКА

Нет сил воспеть тебя, прекрасная помойка!
Елена Шварц

Поэт не эпигон жизни.
Это жизнь — эпигонка поэзии.
Что бы ни говорилось поэтами,
всë рано или поздно воплощается в жизнь.
Выстрели в ногу — и напишешь стихотворение.
Развороти мозги заточкой — и познаешь мир.
Из позвоночника мысли
вырастут сваи божественной поэмы.
Не спрашивай, гений ли Бог.
Возьми в руки всë, что от тебя осталось,
и выброси на помойку стихотворения.

^***
Никогда не сохраню
ни квартиру, ни семью.
Под покровом тьмы и гнили
за меня их схоронили.
Я остался. Ты мертва.
В голове одни слова.
Всходит бедная трава.
Мир не прав. Она права.

^***
Что случилось?
Где случилось?
Никому не говори.
Ничего не получилось.
Тьма лучилась у двери.
Эти двери снимут с петель,
тело вынут из петли.
Человек за всë ответил,
всë узнал, всему поверил.
Честно комнату проветрил.
Ничего не говори.

^***
Бог прощает всех, кто смог
не пойти убить других,
но себя убил притом.
На могиле снег лежит,
и могила полным ртом
говорит о снах твоих:
это было хорошо,
это я тебя любил.
Не пропало, не прошло.

^***
Как странно жить! Посторонись.
Пройдут другие. Им нужней.
Им хоронить своих мужей,
сынов и внуков хоронить.

А ты себя храни во тьме —
в уме — на память обо мне.
Смерть времени перетерпи.
В крови моей живи.

^***
Чем эта ночь не бела?
Всё, для чего ни была,
стало кошмарной водой,
горькой седою волной.
Но и по крови больной
жизнь пробежала, мила.
Боже, от нас не сокрой эти дела.

^***
«Это лето». Это война.
Это люди сходят с ума.
Это я стою на земле.
Я во всём, или всё во мне?
Кто покажет? Тьма, пустота,
те, кого снимают с креста
да закапывают второпях.
Что когда я знал о скорбях?

^***
Как я умер, будем знать только мы с тобой.
Ты постелешь мне кровать в поле за рекой.

Слёзы чёрные утрёшь, кровь заговоришь,
слово дашь и не умрёшь, даром не сгоришь.

Станешь мне писать туда, приходиться мне
белым пламенем стыда, песней о войне.

Буду я тебя встречать, угощать кутьёй.
А сейчас не плачь, печаль, радость, ангел мой.